Очередная «профессиональная» литература.
На первый взгляд, написанная в стиле Сергея Минаева. Снова то же чувство, что книга написана про тебя, про твой мир. Про мир, в котором мы живём.
В общем, лишний раз убеждаюсь что, современных писателей мне читать гораздо приятнее.
Очень понравилось, как Минаев и Колышевский описывают любовь. Пусть книга далеко не про любовь, а про закулисные отношения поставщиков и закупщиков, как-то так сложилось, что описание любви полностью совпадает с моими чувтвами. Когда они появляются.
«»»Все они орали что-то угрожающее и приближались к Гере и рыдающей девушке. Вместо иронии в нем проснулось сперва безразличие, и циничный рассудок посоветовал объехать ее и не оглядываясь продолжать свой путь: «Сами между собой разберутся», но, по-видимому, звезды в тот день сложились для девушки счастливым и спасительным образом. Гера сжалился над ней и крикнул:
– Быстро садитесь в машину! Они уже совсем близко!
……
– Давайте, что ли, познакомимся для разнообразия, а то хочется знать, что за ангела я уберег от целой толпы дьяволят? Меня зовут Герман.
Девушка повернулась к нему. Он видел, как страх постепенно оставлял ее, но дар речи не возвращался еще почти целую минуту. Все это время он с нарастающим восхищением разглядывал столь неожиданно свалившийся ему на голову сюрприз.
Темно-русые, густые, как тайга, волосы до середины спины. Очень свежая и совсем молоденькая. Огромные серые глаза, в которых еще стояли близкие слезы. Длинные ресницы. Тонкие гибкие руки. Узкие ладони с бесконечно длинными пальцами. Ногти безупречной формы. Не слишком большая грудь. Грациозная шея. Словом – красавица. Наконец она очень тихо назвала свое имя:
– Настя.
И глазищами: хлоп-хлоп. Настя… Тот случай, когда имя, данное родителями при рождении, росло вместе с человеком и идеально с ним сроднилось.
Герман отчего-то растерялся. И от осознания этого растерялся еще больше, хотя уж он-то никаких комплексов в отношениях с женщинами совершенно никогда не имел. При своей не слишком «казистой» внешности и довольно хилом телосложении он всю свою жизнь всеми силами пытался доказать себе и окружающим свою высочайшую степень донжуанства. Это получалось, он нашел «свой» тип женщин: холодные, расчетливые стервы, которым импонировал его цинизм, воспринимаемый ими, как опознается самолетами ВВС одной страны коллега по системе «свой-чужой». Такие же, как он, неискренние карьеристки, нищие духом и давно скрывшие свое истинное лицо под маской холодного презрения. Здесь же он вдруг почувствовал, что перед ним женщина, с которой он не может общаться на привычном ему и его прежним пассиям языке.
Бывшая жена Геры, Машка, к типу холодной стервы отношение имела отдаленное. Видимо, поэтому она сделала выбор в пользу военного летчика с «правильными» житейскими понятиями о том, что «да – это «да», а «нет – это «нет» и по-другому, знаете ли, не бывает. Но тип, к которому принадлежала Машка, что-то среднее между «синим чулком» и ханжой, Гера чувствовал мгновенно и бежал от него, как заяц от лесного пожара.
Он видел перед собой ангела с прекрасным и наивным лицом. Ее глаза, которые никогда не обманывают, не были тонированы житейскими бурями и горечью дрязг. В них не было забитости, дурацкой, глупой восторженности, излишней наивности, как, впрочем, и никакого жизненного опыта. Герман, как ему самому показалось, с довольно глуповатым выражением лица пробормотал:
– Настя?… Как дела, Настя?
– Спасибо. Сейчас уже много лучше, – она сделала паузу, но не через силу, а просто взяла и сделала паузу, – Герман.
При звуках Настиного голоса, назвавшего его имя, звучащего, как звенящие на легком ветру хрустальные камешки «Swarovski», которыми итальянцы любят наряжать на Рождество огромную ель в центре Милана, он почувствовал, как сильно все его тело захотело очутиться сейчас на огромном поле, лежащим среди метровой травы, не чувствуя под собою землю, лицом вверх и смотреть в бесконечно высокое летнее небо, веря, что стоит лишь захотеть – и тотчас взлетишь в этот не имеющий берегов океан воздуха, дарящий бесконечную жизнь. Он понял, как сильно он хочет, чтобы человек, который волею судьбы оказался сейчас возле него совершенно случайно, никогда бы больше не покидал его жизни. Герман влюбился. Первый раз в жизни. С первого взгляда.
Это не было похотью, не было вожделением. Эта любовь началась не так, как она начинается в большинстве случаев – с вожделения. А когда вожделение проходит, то больше ничего не остается. Никакого животного инстинкта, запаха нужных духов или еще чего-нибудь в этом роде. Просто он глядел на нее и понимал, что он ее ЛЮБИТ!»»»